Зелёного лягушонка звали Квак. И по-другому его звать никак не могли. Потому что, во-первых, он был лягушонок, а во-вторых, его голос на камышовом пруду был самый звонкий.
Лягушонку казалось, что его звонкое «Квак»! нравится всем — и белым водяным лилиям, и камышу, и пёстрым лёгким бабочкам, порхающим над прудом. Нравится голубым стрекозам с нежными прозрачными крылышками. И, конечно, рыбкам, которые резвились в пруду и сверкали своими золотыми и серебряными чешуйками.
Так думал зелёный лягушонок. И оттого кричал ещё громче и задорнее, сидя на кочке посреди пруда:
— Квак! Квак! Ква-ква-квак!
— Ты что, неграмотный? — спросила лягушонка Утка, которая пришла на пруд поплавать.
— Квак? — спросил лягушонок.
— Я так и думала, — сказала Утка. — Надо говорить не «Квак», а «Кряк!» И спрашивать надо не «Квак?», а «Как?» Так что лучше уж помалкивай!
Сказала — и уплыла в камышовые заросли.
«Как это неграмотный? — обиженно подумал лягушонок. — Я очень даже грамотный. Меня и учительница, Большая Лягушка, всегда хвалит».
И он снова заквакал.
— Ме-е-е! Ме-е-ня удивляет, как тебе не надоело всё время повторять своё «квак-квак»? — спросила его Коза, которая пришла к пруду напиться. — И когда ты только замолчишь? Ме-е-шаешь только всем…
Лягушонок хотел было спросить в ответ: «А как вам не надоело всё время мекать — «ме-е, ме-е»? Но он не спросил, потому что знал — старших надо уважать.
А потом задумался: «Может, я и вправду кому-то мешаю? Надо разузнать».
— Белые лилии, вам моё кваканье не мешает?
Водяные лилии покачали своими головками.
— А вам, пёстрые бабочки?
Те замахали крылышками, словно говоря: «Что ты, что ты?»
— А вам, голубые стрекозы?
Стрекозы удивлённо вытаращили свои огромные глаза.
— Может быть, вам, рыбки, не нравится, как я квакаю? Рыбки вместо ответа дружно захлопали — конечно, не в ладоши, а своими хвостиками по воде.
Обрадованный лягушонок стал раскланиваться, словно артист на сцене, а потом набрал побольше воздуха — и над прудом раздалось:
— Ква-ква-ква-ква-ква-квак!.. — словно заквакал не один лягушонок, а сразу десять.
— Р-р-р-гав! Р-р-разве можно так орать, когда я тут загор-р-раю?! А ну, немедленно замолчи!..
И Квак уидел, как из-за камышей высунулась бело-рыжая собачья морда.
Бедный лягушонок от страха поперхнулся своим «квак!» и шлёпнулся в воду.
Всё на пруду оставалось по-прежнему, но стех пор никто не слышал весёлого кваканья, только ветер изредка шелестел камышами. Бабочки и стрекозы летали, рыбки плавали, лилии цвели, и всё равно — как-то было грустно.
И вот однажды приковыляла к пруду Утка.
За ней прискакала Коза.
А вскоре прибежала Собака.
Постояли они на берегу, посмотрели в воду, а потом друг на друга.
— Ты чего не ныряешь? — спросила Коза Утку.
— А ты чего воду не пьёшь?
— Что-то не хочется…
А Собака вздохнула.
— Даже мне греться на солнышке расхотелось…
— А почему? — хором спросили Утка и Коза.
— Не знаю, — печально ответила Собака. — Не хватает чего-то… может быть, лягушачьего кваканья?
— Правда-правда! — закрякала Утка.
— Именно кваканья! — подхватила Коза. — Какой же пруд без песни зелёного лягушонка?
— А мы его зачем-то облаяли… — виновато проскулила Собака.
— Он, наверное, обиделся и ускакал в другой пруд, — понурилась Коза.
— Глупые мы, глупые, — всплакнула Утка.
И вдруг… бульк! — в середине пруда разлетелись брызги, и на высокую кочку выпрыгнул зелёный лягушонок Квак. Он, как ни в чём не бывало, задрал вверх голову и звонко заквакал:
— Ква-ква-ква-квак!
И весь пруд будто ожил — вспорхнули бабочки, закружились стрекозы, рыбки замелькали среди распустившихся лилий… Утка замахала крыльями и плюхнулась в воду, Коза подскочила к берегу и стала пить, захлёбываясь от удовольствия, а Собака растянулась на травке и заурчала:
— Пусть будет и «Квак-квак», и «Кряк-кряк», и «Ме-е-е!», и «Гав-гав!» — пусть каждый говорит по-своему! Если захочешь — друг друга всегда поймешь!..
И зелёный лягушонок согласился:
— Квак!